Чашка черного, почти смолянистого оттенка, кофе и нервный стук пальцев по столешнице худо-бедно помогали Саске не заснуть прямо на месте. Из-за ночных дежурств и нехватки рабочей силы юноша не спал уже третий день, и недосып сказался не только на его внешнем виде, но и на настроении, которое и при благоприятных обстоятельствах было, мягко говоря, наипаршивейшим. Произошедшее накануне событие нисколько его не волновало, лишь вызывало мощную волну раздражения всякий раз, как только он об этом задумывался. Да, безусловно, Учиха перегнул палку, когда полез в драку на здоровенного придурка, распускающего руки без особого на то повода, да, стоило быть аккуратнее и просто арестовать, посадить на несколько дней за решетку, чтобы «подумал над своим поведением». Но то ли нервы сдали, то ли опыта не хватило, но Саске сделал то, что сделал, и вернуться на несколько часов в прошлое с теперешним осознанием было невозможно.
Черт, - громко звякнув чайной ложкой и резко опустившись на согнутые в локтях руки, брюнет мысленно проклял свою работу, девушку, которой приспичило пошляться ночью в одном из самых криминальных районов города, и, разумеется, того самого кретина, благодаря которому ему приходилось сидеть в кабинете в ожидании неуместных нравоучений от брата.
Мало того, что ему, скорее всего, придется предстать перед судом и, как следствие, лишиться работы, так еще и, словно ученику младшей школы, перед аники отчитываться. Братья рано потеряли родителей, и все выходки маленького Саске, все его драки и прочие проблемы с одноклассниками, приходилось решать Итачи, который из-за внезапно свалившейся ответственности довольно рано повзрослел.
И, вместо того, чтобы впервые за несколько дней зарыться лицом в подушку, младший Учиха гневно возил носом по холодной поверхности стола, ожидая либо хорошей взбучки, либо взволнованных вздохов – никогда не знаешь что учудит старший брат в тот или иной раз. В любом случае – ничего хорошего. Приподняв голову, Саске бессмысленно уставился на дверь, за которой с минуты на минуту должен был появиться Итачи. Под черными, как злосчастное остывшее кофе, глазами залегли тени, лицо заметно похудело, очертив резкой линией скулы и прямой нос – весь вид юноши повествовал о том, что ему безразлично. Нет, он вовсе не собирался сдаваться и примиряться с судьбой, просто все первостепенные факты говорили точно против него. Потерпевшая девица сбежала с места преступления, Саске даже не потрудился запомнить ее лица, а преступнику хватило тупости самому обратиться в полицию с какой-то совершенно нелепой надеждой на помилование. Или захотел и обидчика с собой прихватить, что куда более вероятно.
Зараза, - разум Учиха выдал очередную содержательную мысль и вновь передал борозды правления эмоциям, потому что Саске злился, как черт, с трудом себя контролируя. Еще Итачи, как назло, задерживался, тем самым взвинчивая нервы юноши до предела. – И его поколочу, если через минуту не явится.
Устав от бездействия, молодой стажер принялся создавать его видимость. Сначала походил по замкнутому пространству полупустого кабинета, затем, когда это ему вконец надоело, принялся раскачиваться в рабочем кресле, даже не удосужившись подумать, что оно может и сломаться в случае чего. Даже расплывающимся от перенапряжения взглядом попытался пробежаться по бумагам, оставленным как раз перед совершением роковой ошибки, но тут же отбросил это занятие, мысленно сославшись на то, что сейчас не его смена.
По истечении невыносимо долгих пяти минут Саске понял, что ненавидит эти стены больше, чем что бы то ни было.

Отредактировано Uchiha Sasuke (2011-12-21 03:03:08)

Наконец дверь отворилась, и в кабинет вошел Итачи собственной персоной. Саске лишь лениво повернул голову в его сторону, подавляя в себе все нелестные слова, которые ему в данный момент хотелось бы высказать. Разумеется, никаких извинений за опоздание он от него не ждал, однако, можно было и прекратить делать вид, будто весь мир ему должен. Поджав побелевшие от усердия губы, Учиха-младший проводил брата тяжелым взглядом и моментально отвернулся, как только тот остановился. В воздухе повисла абсолютно не располагающая к душевному разговору атмосфера, но нужно было говорить. В конце концов, Итачи не просто так строил из себя крутого, он действительно был непревзойденно хорош в своем деле и реально мог помочь. Только вот самому Саске совершенно не улыбалось быть обязанным ему еще и за это.
Тоже мне покровитель униженных и оскорбленных, - мысленно сплюнул юноша, прожигая в прошлогоднем, невероятным образом затесавшимся на его рабочем столе отчете по какому-то, кажется, мелкому ограблению. Супермаркет они там что ли подчистили?
Что скажешь… Что я могу сказать? Что чертовски устал от всей той ерунды, которая здесь творится? Что никто не хочет видеть очевидного, потому что, вроде как, в законе сказано нечто, ровным счетом отрицающее эту самую очевидность? Или что мозгами своими куриными никто не думает, а только с буковками сверяется?
- Скажу, что вот это, - Саске демонстративно извлек из верхнего ящика бумажку и помахал ею в воздухе. Бумажкой оказалась свежеподписанная повестка в суд. – Чистой воды бред. С какой стати я должен перед ними оправдываться?
Чтобы этот взъерошенный, извечно хмурый подросток признал себя неправым, ему нужно облажаться как следует, с особым изяществом, слепотой, недосмотренностью. Сейчас он всего лишь оступился, совершил крохотную помарку, к которой придрались за неимением прочих неточностей. И Саске это раздражает. Раздражает настолько, что он с вызовом смотрит на старшего брата, как будто это он под локоток ведет его прямо в кресло подсудимого, а не пытается разобраться и по возможности помочь.
- Это вообще не твое дело, сам справлюсь, - огрызается,  исподтишка наблюдая за неменяющимся лицом Итачи, за направлением его задумчивого взгляда. И все-таки к нему приходит облегчение, своего рода понимание того, что у него остается человек, который сделает все возможное, чтобы вытащить его из очередной передряги. По крайней мере, теперь он не наедине с бездушными стенами, казалось бы, взирающими на него с могучим превосходством, и не один на один с собственными неутешительными мыслями, от которых уж точно не сбежишь, и которые в любом случае не помилуют. А старший брат, не смотря на все чаще воспламеняющее чувство ненависти, возникающее при одном только взгляде на него, навсегда останется самым ключевым человеком в жизни Саске, как бы он при этом ни хотел обратного.
По-кошачьи выпрямившись в кресле, Учиха наконец оторвал цепкий, пристальный взгляд от брата и уставился в точно противоположную сторону – кажется, где-то там он оставил свою остывшую порцию кофеина. Можно было бы послать кого-нибудь из «Така» за новой чашкой, в конце концов, он беззастенчиво и, кстати говоря, довольно часто использовал свою команду в качестве «шестерок», чем те, скорее всего, были крайне недовольны. Впрочем, их проблемы.
- Только не говори, что вызвался мне помогать, - Саске наконец нарушил воцарившуюся ненадолго тишину и, насмешливо усмехаясь, вновь развернул кресло в  сторону Итачи. Если это действительно было так, то младший Учиха не знал по какому поводу смеяться: от радости или от нервного перенапряжения.

Когда Итачи пытался разъяснить ситуацию, Саске слушал его с самым кислым выражением лица, на которое был способен. То, что говорил брат, он и сам прекрасно осознавал, но если бы все было так просто, как кажется на первый взгляд, то у младшего Учихи не вытянулось бы лицо, когда ему впервые предъявили ложное обвинение.
Твою мать! Мало мне было расследований чужих дел, так теперь еще и свое распутывать, - Саске хотелось взвыть и затем размеренно побиться виском об острый угол письменного стола, который в данный момент так и призывал к суициду.
- Да уж, наверное, ты именно так бы и поступил, - вполголоса пробубнил брюнет, продолжая искоса наблюдать за действиями брата – в данном случае, за банальным шевелением губ. Саске безумно, до скрежета зубов, бесило, что Итачи говорил об этом так спокойно, будто речь шла о погоде, которую он видел за окном, или о таком рефлекторном занятии, как чистка зубов каждое утро. Слова старшего брата звучали более чем разумно, однако в момент, когда проступок совершался, Учиха-младший и помыслить не мог, что исход можно было бы предотвратить. Сам он в глубине души понимал, что все дело в перенагрузке, что если бы он просто мог отдохнуть пару дней, придти в себя, вместо того, чтобы сидеть на кофеине и таблетках, то все разрешилось бы совершенно иначе. С другой стороны, вслух бы он это никогда не озвучил, никогда бы не признал свою слабость и потребность в такой низменной необходимости, как отдых и сон. Саске был слишком горд и самоуверен, чтобы признаться в этом даже себе.
- Всего лишь не хотел, чтобы ты узнал об этом в тысячу раз переиначенной форме, - взглянув на аники исподлобья сквозь иссиня-черную решетку челки, юноша безучастно пожал плечами. На самом деле Итачи понял все предельно правильно, потому что если бы его младший брат не хотел оповещать его о случившемся и не собирался слушать его мнение по этому поводу, то он, несомненно, смолчал бы, пустив все на самотек.
Пока Саске размышлял на тему того, как не выдать истинных мотивов, Итачи перешел к делу, начав раскладывать решение проблемы по логическим полочкам. Уловив смысл, Учиха-младший только еще больше нахмурился, поскольку поддерживать маску безразличия становилось уже довольно сложно при всем желании. Даже некоторая заинтересованность проскользнула во взгляде, не говоря уже о крохотном лучике надежды, который потух так же скоро, как и загорелся.
- Нии-сан, все это звучит, конечно, более чем замечательно, только существует во всем этом гениальном плане один малюсенький изъян, - Саске сделал эффектную, по ему мнению, паузу, приподняв ладонь и сократив расстояние между большим и указательным пальцами практически до минимума, и продолжил. – Я совершенно не помню, как выглядит девушка. Темные переулки, знаешь ли, имеют свойство скрывать лица своих случайных обитателей. Единственное, что я могу о ней сказать – это то, что у нее длинные волосы, почти до пояса, и то, что она на голову ниже меня. Ты представляешь, сколько таких девушек ежедневно ходит по городу? Это провал, - молодой полицейский опустил голову на руки и тяжело вздохнул. У него даже настроение препираться с братом куда-то пропало, потому что теперь он отчетливо понял: последняя зацепка в лице таинственной потерпевшей, как песок, просочилась сквозь пальцы.